Центростремительный пересказ о центробежном. Вечерний эфир 2 июня Прогулочный пароходик продвигался к ЦПКиО, что означает "центральный парк культуры и отдыха". Содержимое пароходика тянуло от силы на «отдых», поскольку на борту имелась Пацанка Лера. Кавалерийские ноги Пацанки, обтянутые бронзовой лайкрой, маслянисто блестели под обшарпанным столиком речфлотовского буфета. А еще эти крепкие ноги были обуты в красные сапоги до колен, что вполне соответствовало солнечной летней погоде и солнечным же очкам на темени. Ноги обнимали незримого коня, галопом уносившего мечтательную Леру в страну неженатых принцев - сирот. Принцы жили в той стране без права выезда, они томились без женского общества, а их абсолютное сиротство предохраняло Леру от ядовитых вопросов образованных и чванливых мамаш, а также от брезгливых взглядов высокородных папаш, развращенных абсолютной королевской властью. Такое демографическое обстоятельство сулило Лерке безусловный триумф, ибо сразу по ее прибытии начнутся захватывающие рыцарские турниры, в которых непременно победит высокий принц, удивительно похожий на Сержика. Лерка соорудила надменную мину, выпятила мужской подбородок и презрительно улыбнулась принцу-победителю: «Врёшь, не возьмешь!» Пароходик качнуло на встречной волне, и Пацанка очнулась. Она увидела, что сидевший перед нею пожилой двойник Лягушонка был не только небрит, но и что-то говорил. Пацанка разочарованно прислушалась к сиплому бормотанию Сявки, раз уж видение высокого принца-сироты исчезло одновременно с волнующими вибрациями могучего коня, обнимаемого мускулистыми Леркиными ногами.
- Вы собирались вчера на перчатках драться? – Пацанка поддержала беседу, пытаясь дружелюбно улыбнуться, но визави был так разительно не похож на Сержика, что улыбка не состоялась, а застыла саркастической гримасой идола с острова Пасхи.
- Да, было предположение того, но… СЛАВА БОГУ!!!, – искренне выдохнул Сявка. Когда он понял, что его, как и Лягушонка, на проекте бить не станут, многократно перебитая Сявкина переносица перестала ныть в предчувствии, а в душе распустилось нежное сливочное масло, тающее на доброй порции горячих общепитовских пельменей.
- Ну, я думаю, что ведущие услышали, и сегодня вам предоставят ринг! - мстительно пообещала Лерка. Почему мстительно, за что? А нет в Сявке ничего от Сержика, хоть ты что хочешь! Чем не мотив, дамы? Чем не мотив, господа?
Сявка побелел под слоями южного загара и небритой щетины.
- Ну, значит, будет ринг, - его ножки в белых кроссовках непроизвольно дернулись в воображаемых конвульсиях. – Если захочет Сержик, я готов отстаивать, в любой момент…
- Ты не боишься?
- Я? – испугался Сявка. – Я – нет! Я никого в этой жизни не боюсь! Тем более, Сержика…
- Ну, он такой… высокий! – замечтала вслух Пацанка.
- Ну и что? Есть хорошая пословица: «Чем больше шкаф, тем громче он падает», - просипел Сержик, чувствуя себя на плаву, причем в самом буквальном смысле.
- Сержик, что ты за человек такой, что тебе все хотят набить морду? – спросила Коко. Её манжеты гармонировали розовым цветом с туфельками, что придавало ей гламурных сил. – Вроде бы интеллигентный парень, спокойный, улыбаешься, а парней от тебя просто трясет и колбасит.
Сержик улыбнулся, после чего – совершенно в своем стиле – молвил:
- Так об этом больше не у меня надо спрашивать, а у парней.
Сержик сказал, что понимает Сявку – пришел, начал заступаться за Пацанку, не разобравшись в половой принадлежности… Куда Сявке деваться? Для него и Пацанка – Елена Прекрасная, вы же сами видите. Лера на меня понесла бочки, я ей – в ответ, а он начал заступаться.
- А тебе не показалось, что Лера спровоцировала ситуацию? – сделала серьезное выражение головы Коко.
- Если честно, с коллективом она общается спокойно, а на меня реагирует иначе, сразу переходит на маты.
- Это что, ревность? – повторила Коко слова режиссера из наушника.
- Я не знаю, как это назвать, - сознался Сержик. Страдания Пацанки не входят в Сержиков жизненный план; он - ортодоксальный гетеросексуал, так что ну их, зоотехников, к майкапарам! Скрипичный ключ им в самое здрасьте!
На стройке прорабствует Эля Нефтебаза. Она вызвонила Юру Швабрина и передала трубку Швабре.
- Ты говорил, что проект без меня тебе не нужен! – выкрикнула Швабра вместо «здравствуй».
- Чего ты хочешь? – конкретно спросил Юра. – Ты сама приехала, сама уехала. Чего ты от меня хочешь?
- Так ты же не нагулялся! Ты ж нагуляться взял отпуск себе! – стала голосить вполсилы Швабра. – Вот я и уехала!
Юра посоветовал Швабре отправляться в задницу.
- Он посылает меня «на», - автоматически переиначила Швабра, возвращая трубку Эле. Интересно, где у женщин эта штучка, которая переделывает реальность до полной неузнаваемости? Нет, я, конечно, примерно представляю, но как-то жутковато становится…
- Ты вчера ночью ездил по Москве, да? - Коко закатила глаза, балдея от такой мысли. – Искал? В итоге нашёл?
-Вthё нашёл, было вааще thупер, Оль, - Алёша Полубокс сладко зажмурился, и лицо его выразило предельное блаженство. Он начал шепелявить сильнее обыкновенного, и потому мне приходится thнова иthпользовать возможноthти английthкой пиthьменноthти, как однажды подthказала моя неугомонная, ищущая и талантливая подруга Алевтина. – Thтока эмоthий, thтока… У меня проthто… У меня не тока бабочки, у меня все насекомые в животе летали!
- Что такого произошло? – холодно удивилась Коко, суетно пошевелив клювом и сглотнув слюну при словах об изобилии насекомых.
- Вчера thтолько эмоthий было, ты даже не предthтавляешь!
- Ладно, через пять дней мы посмотрим, испортишь ты всё или нет…
- Не-не, Оль, вы не дождетесь!
- Мы не дождёмся?! – Коко встопорщила на затылке поредевший от петушиных атак хохолок. – Да мы наоборот, мы за твоё счастье!
Полубокс нервно хохотнул. Вчерашняя официальная часть вthтречи Алёшки с его новой пассией была снята на пленку, но что будет через пять дней… Да кто может это знать?
Приезжий Бовшик сидел напротив не менее приезжей Татьяны и зомбировал.
- Пусть приедет твоя мама и откроет мне глаза на тебя, - настаивал Бовшик, превращаясь в серую громаду ужасного Вия. – Пусть откроет мне веки! Я хочу, чтобы приехала твоя мама и появилась какая-то ясность, во всяком случае - для меня!
Рыжая Таня держала себя костлявой лапкой за горло. Ей совсем не улыбались разговоры с мамой на тему приличий и целомудрия. До сих пор круг, неровно очерченный мелом, спасал её, но всему есть естественные пределы, и мел потеряет свою силу, если Вию откроют его страшные очи…
Татуированный Сявка, облаченный в джинсы и майку-алкоголичку, бочком пробрался на свою коечку.
- Серега! Вопрос на засыпку к тебе…
Сержик удивился, но смолчал в ожидании.
Сявка сообщил Сержику, что Пацанка так и не услышала извинений за то, что обложила Сержика густым матом, а он, нехороший, ответил ей однократным эротическим посылом.
Сержик удивился:
- Вроде, вчера с ней общались, и все недоразумения были сняты?
- Сейчас мне говорят, что ничего не произошло, ты не извинялся. У тебя есть два варианта сейчас, - скороговоркой пробормотал Сявка. – Либо ты извиняесся, либо мы становимся в спарринг, и ты все равно извиняесся, однозначно! Ты вчера употребил слово, которое не нужно, я тебе вчера прояснял! - Сявка горячился и жестикулировал, уютно устроившись на кроватке с поджатыми босыми ногами.
- Ты вчера ушел, - сказал Сержик, - а она сказала: «Ты, Серега, извини, что я тебя послала», ну и я тоже сказал, типа, не обращай внимания, ты знаешь, что я к тебе нормально отношусь.
- Значит, она тебе даже сказала «извини», а ты ей – «все нормально»? – изумился пожилой Сявка, собрав из морщин на лбу всю рябь неширокого лимана в предчувствии шторма. – Ты перед ней не извинился?
- Так я к ней нормально отношусь, - удивился Сержик.
- Серёж, ты переворачиваешь щас слова, - прохрипел Сявка.
- Зачем ты раздуваешь конфликт? – спросил Сержик безо всякой надежды на разумный ответ.
- Я хочу, чтобы ты извинился за слова, которыми ты её посылал, - сообщил ди-джей на пенсии, и разговор принял форму бесконечного рондо…
Орги усадили Пацанку напротив Сержика, через стол, а Сявке выделили стульчик судьи в пинг-понге, точно посередине. Пацанка умоляюще выкрикивала ничего не значащие слова, а Сержик утешал её тем, что он к ней замечательно относится, куда бы он её ни послал в ответ на мат с её стороны. Сявка изо всех сил отрабатывал свой нелегкий творческий хлеб, требуя услышать «конкретно слово извини».
- Так я уже сказал, - удивился Сержик.
- Я не слышал, - возразил татуированный гиббон.
- Ну и ладно. Извини, Пацанка, - пожал плечами Сержик, в очередной раз являя образчик поведения высшего существа по отношению к низшим. – Мне не стоило вчера на тебя кричать, что бы ты ни делала, что бы ни орала.
-Так, Алекс, - молвила Бородина, гламурно обращаясь к Сявке. – Сержик вчера перед Пацанкой так и не извинился, хотя тебе это обещал.
- Когда я задал ему вопрос, проблема ли решена, я думал, что он уже извинился, - просипел ди-джей Сявка. – На прогулке я узнал, что проблема не решена, на что он подошел, пообщался с Лерой, и решили все вопросы. Все претензии, насколько мне известно, закончились. На этом.
- Сержик, тебе что, так страшно извиниться перед Пацанкой? – холодно поинтересовалась Бородина.
- Да нет, ничего страшного. Просто вчера после конфликта мы с ней нормально разговаривали, и я предположил, что конфликт исчерпан.
На лицевой части идола с острова Пасхи появилось загадочное выражение, сходное с мечтою об интиме.
- Лера, а зачем ты все время с Сержиком разбираешься? – тем же холодным тоном поинтересовалась Бородина.
- Ну… Я это делаю не для того, чтобы задираться… Гы-ы…
На морде идола появилось что-то вроде смущения.
- Мне очень приятно, что появился мужчина, который не преклоняется ни перед кем из мужской спальни, а есть в нем мужской стержень.
- То есть ты благодаря Сявке сейчас отрываешься? – уточнила Бородина.
- Да я тебя сама за пояс могу так заткнуть, что тебе мало не покажется! – заистерила Пацанка в адрес Сержика.
- Ты вот щас провоцируешь, или чего? – удивился Сержик.
- А действительно, кто тебе Алекс? Охранник или молодой человек? Алекс?
Сявка помедлил, а затем сказал замечательные слова:
- Я надеюсь, что Пацанка Лера больше займется отношениями со мной.
- Сержик? – Бородина отмахнулась от Сявки, как это сделала бы любая здоровая и уважающая себя женщина.
- Я надеюсь, что Пацанка Лера исправится, - ответил Сержик.
- Слышишь, ты, исправительная колония, - взвыла зоотехник.
- Действительно, стоит Сержику сказать что-нибудь, как Лера сразу «Чё-а-а-а, слышь, ты-ы-ы-а!» - спародировала Пацанку Бородина. – Вот зачем так разговаривать?
- А с какой стати он ротик стал открывать?
- А что, он не человек? – удивилась Ксюха.
Полубокс попытался посоветовать Лерке вести себя нормально, но Пацанка стала орать сорванным голосом о проблемах в интимной Алёшкиной жизни, после чего Алёша посоветовал ей завалить пасть и сидеть молча. Сявка одобрительно кивал, поскольку от второго ринга могло и не отвести.
Бородина не выдержала и спросила:
- Пацанка, а какую роль в твоей жизни будет играть Алекс Сявка?
- Пока никакую, - прошептала Пацанка.
- В смысле?
- Пока никакую, - Пацанку затрясло. – Я ничего не хочу сейчас.
- Вот пришел настоящий мужчина. Может, не сталкивать его лбами, а заняться отношениями? Давай уже по чесноку!
- Не надо мне приводить парней, - с трудом сказала Пацанка. – Я не заинтересована.
- А что тогда? – невинно вопросила Бородина. – Если не надо водить парней, то я понимаю, к чему ведет разговор. Давай тогда озвучим это сегодня.
- Мне сейчас встать? – прошептала как-то вдруг Пацанка, оплывая щеками, как парафиновая свеча.
- Не надо вставать. Ты сначала объясни, встаем мы или не встаём, - деловито дожимала Бородина.
- Ну, последнее время меня все тяготит в периметре. Я поняла, что переросла проект. Вроде парни приходят хорошие, но у меня глаз не горит…
- Все связано с тем, что я гоняю мысли… Об уходе с проекта, - выдохнула Пацанка через силу.
- Скажи, пожалуйста, а подготовила ты себе почву?
- Да, - шепнула Пацанка и поёжилась.
- Куда уходишь? – безжалостно резала по живому ведущая.
- Ну, всё нормально там, - лепетало раздавленное существо.
- У тебя есть какой-то молодой человек там, за периметром? Или Стрункина вторую кровать поставила?
-Нет… Я просто… Знаешь, я устала от всего. Меня обзывают бабкой, я сижу в углу, меня называют несмеяной…
- Сейчас ты похожа на старушку у моря, которой избушка уже не избушка, дворец – не дворец, тебя уже ничто не радует…
- Мне, наверное, стало неинтересно, - голос Пацанки перехватило, будто горло пережала тугая петля неизбежности.
- Ну, тогда у меня нет моральных оснований удерживать тебя после этого разговора, - Бородина захлопнула крысоловку и сочувственно заглянула внутрь. – Я прошу тебя сказать те слова участникам и зрителям, и мы будем провожать тебя до ворот.
Пацанка потупилась скромным павлином из мультика про барона Мюнхгаузена, после чего таким же скрипучим павлиньим голосом попрощалась с шальной известностью.
- Мне как-то грустно с тобой расставаться, со Шваброй…
- Швабра, тебе есть что сказать? – велела Бородина.
- Я её лучше поцелую, - разрешила себе Швабра и бросилась обнимать мужественную Пацанку.
- Спасибо Дурке, что мы познакомились, - встряла пациентка Нефтебаза. – Я тебя очень люблю. Мы с тобой не расстаемся. Ты просто присоединяешься к той банде, которая у нас за периметром. Нефтебаза тоже полезла обниматься, после чего Пацанку отконвоировали к воротам самые близкие хомяки, и даже милосердный Сержик.
- Сержик тоже пошел провожать, - умилилась Ксюха, оставшись сидеть на удобном бревнышке.
Морозным вечером, когда лютая стужа сходу вышибала из глаз прохожих слезу, а звезды злобно скалились с чистого, черного, отмороженного до полной прозрачности неба, жители хрущобы по Второму Невъебенскому переулку участвовали в странном, я бы даже сказал, фантастическом перформансе…
Бомж упирался грязными руками в дверной проем и громко выл на новорожденный месяц, а жильцы третьего подъезда пытались (внимание!) ВТАЩИТЬ его в теплое дверное влагалище, покрытое по контуру белым пушком инея.
- Не пойду! Я не достоин! Я всю жизнь свою под откос! Мне ваше тепло – серпом по амбразурам!
- Христа ради, порадуй присутствием! Без бомжа и подъезд не подъезд, - зудели жильцы, крупно содрогаясь от минус двадцати пяти при нешуточном северо-западном ветре. – Мы уже и коврик постелили под лестницей, и бутылочку, и закусочки…
- А-а-а-а-а! – рвался бомж. – Бар-ры-гииии! Я не продаюсь за поллитровку! Я в душе офицерррр! Свиньи!
- Литр, - скромно вставила старшая по подъезду, точными ударами отцепляя скрюченные пальцы бомжа от крашеных досок. – Литр, да не самопальной, а чистой, как моча младенца!
- А-а-а-а-а! Пустиииии! – на губах бомжа выступила пена. – Пуууу-стииии! Мне мороз - монашество! Последний подвиг в никчемной жизни моей!
- Да что же ты делаешь, мил человек! Войди в подъезд, всем миром тебя просим! – упрашивал участковый уполномоченный. – Не обижай, мы же, славяне, гостеприимством сильны!
- Нет, гражданин участковый Мурзабек Абаевич Магомедов, - хрипел бомж, - меня так просто не охомутать! Я на ваше тепло и мещанский уют срать хотел!
- Да мы знаем, - встряла Иродиада Варфоломеевна, уборщица всех четырех подъездов, бывшая училка из музыкальной школы. – Знаем, как ты срать хотел! Пожалуй домой, чего уж там! Все срать хотят, пока живы, а что тебя мордой в дерьмо ткнула третьего дня, так прости меня, это бес попутал, это всё от гордыни моей!
- А-а-а-а-а! – орал бомж. – Не пой-дуууу!
Он бился аки лев, но теплое нутро третьего подъезда втягивало бомжа как-то постепенно, как-то без усилий, как-то властно и необоримо. Свят-свят-свят…
В первом, втором и четвертом подъездах разочарованно гасили свет.
На лобном месте играли тот же спектакль. Глядя влажными собачьими глазами вслед уходящей Пацанке, Сявка напряженно просчитывал расклады. Как ни крути, надо рисковать…
Сявка поднял татуированную клешню специальным, робким жестом: он отогнул от кулака ровно полтора пальца, чтобы, с одной стороны, не было похоже на матерный жест, а с другой – не выглядело слишком вольнодумно и дерзновенно.
- Я, - просипел Сявка, - хочу домой… Уйти.
- Да сиди ты, - отмахнулась Бородина.
Переждав глупейший эпизод с Бовшиком и тоже приезжей рыжей Танькой-Ню, Сявка опять возвысил голос:
- Представьте, я просто весь горю сейчас! Я просто выгляжу очень глупо! Мне не пятнадцать лет!
- Слушай, но она не хотела быть с тобой, ты это пойми, - равнодушно сообщила Сявке Бородина. – Ты искренне пришел, а она головой была уже там, понимаешь? На этом жизнь не заканчивается. Правильно, Цыпа?
Цыпа встрепенулся:
- Нет никакого thмыthла, я думаю, уходить! Это реально, потому что мы th тобой в Таганроге раthговаривали как бы… Ты нормальный парень… И я думаю, ты поthтроишь thдеthь thвои отношения…
- Она вольная птица, а ты можешь продолжать строить свою судьбу, - увещевала Бородина в строго служебных рамках.
- С кем? – вскинулся Сявка. Каждый попрошайка должен обладать главным навыком своей жизни: вовремя вызвать у случайного прохожего комплекс вины.
- С кем ты решишь, - отрезала не лыком шитая Бородина, повидавшая Лягушонка Кузина во всех ипостасях. – Придет девушка... не знаю, кто еще…
- Можно мне сейчас уйти с лобного? – попросился Сявка.
- Просто подумать посидеть? – уточнила ведущая. – Можно, конечно…
Сявка медленно поднялся, выпрямил спину и степенно, торжественно пошел к дому.
За жильцами и бомжом туго захлопнулась дверь теплого подъезда. Остывающее на морозе облако пара слиняло в голубые искры инея и опало на ледяной асфальт в тусклом свете коммунального фонаря. Население третьего подъезда стало укладываться спать. Жильцы были довольны: чай, не хуже других прочих; всё-таки свой бомж в подъезде – это респектабельно. Не так остро ощущается собственное убожество и никчемность, когда такой вот Сявка рядом.
Аминь.